Существует такой миф, что блокадный Ленинград, мол, могли б спасти регулярной ловлей рыбы. Однако рыбу в окруженном фашистами городе не ловили. Типа, власти страшные-ужасные всему помешали, не смогли наладить рыбный промысел.
Но так ли сие на само деле? Попробуем сегодня с вами обстоятельно во всем разобраться, друзья мои.
На самом деле, рыбу в блокадном Ленинграде ловили. Как могли и кто только мог. Но вот беда какая: огромный Ленинград с окрестностями отроду не являлся важной рыбопромысловой зоной.
Ту же миногу или маленькую хищную корюшку, с ее огуречным запахом при жарке, массово ловить можно лишь, когда она на нерест идет.
Ленинград всегда зависел от промышленных поставок рыбы из Мурманска. Мурманские рыбаки, честь им и хвала, не прекращали вылова рыбы даже в войну — выходили в Баренцево море под охраной военных кораблей.
И вовсе не их вина, что малая пропускная способность шедшей по Ладоге дороги жизни не позволяла первое время доставлять в Северную столицу достаточно продовольствия.
Ленинградские рыбаки просто не могли регулярно выходить на промысел в Финский залив — немцы внимательно следили. Ведь фашисты любую активность судов в советских водах воспринимали как возможную подготовку к десанту. И тут же начинали беспощадный обстрел любых наших кораблей.
Лишь в Кронштадте военные моряки смогли с помощью взрывчатки, снарядов, тротиловых шашек наладить добычу маленькой полусорной едва съедобной колюшки (она же кабзда, прошу
не путать с коРюшкой), что обычно вообще в пищу редко идет. Улов свой в значительной мере моряки отдавали детям в детские сады.
Трест «Ленрыба» не прекращал свою работу на Финском заливе и в годы войны. Его рыбаки выходили на промысел прямо на глазах у врага, под его обстрелами.
Но все равно не могли добывать достаточно рыбы. Не забываем и что рыба от бомбежек и обстрелов просто ушла подальше в море.
Знаменитый писатель Леонид Пантелеев, оставшись в блокаду без карточек тоже лишь благодаря колюшке спасся — ловил в корзину на Неве.
Прежде шедшую лишь на корм птицам колюшку по весне также ловили сачками, наволочками, рубашками, майками и даже противогазными сумками. За 4-5 часов можно было наловить килограммов пять мелкой рыбки, годной на слабую уху или мелкие котлетки.
А из жира колюшки изготовляли особый препарат для заживления ран. Не случайно установлен в Кронштадте памятник колюшке, спасшей немало человеческих жизней.
Впрочем, каждый ленинградец сам себе достаточно рыбы наловить не смог бы при всем желании. Ибо тут нужны умение, опыт. Плюс, лучше всего — хорошая удочка, которую купить при закрытых магазинах 1941-1942 гг просто негде было.
Сам удочку из подручных средств изготовить далеко не каждый гражданин сможет — нужно правильно завязать узлы, грамотно сделать грузило, отыскать опарышей, нарыть червей и т.д.
Даже для ловли неприхотливой колюшки требуются умения да знания. А на регулярные лазания по холодной реке на пронизывающем ветру в сорокаградусный мороз требовались лишние силы.
Да и сидеть под обстрелом у лунки измученному человеку зимой — так себе занятие: в осажденный город по двести снарядов ежесуточно прилетало.
— Вообще, в блокадном Ленинграде не так уж много осталось здоровых крепких мужчин с надлежащим рыболовецким опытом.
А вот женщины, ясен-красен, в рыбалке не так сноровисты. При том, что даже для многих опытных «летних» рыбаков-мужчин хитрая зимняя рыбалка — еще тот темный лес.
В основном, рыбу ловили же мальчишки, жившие возле водоемов — у взрослых после тяжелейшей работы на заводах просто сил не это занятие не оставалось. Мелкую уклейку до плотву ловили тоже — на варку, жарку.
Если кратко резюмировать: то обеспечить промышленный вылов рыбы в блокадном Ленинграде было просто невозможно.
Но ленинградские рыбаки очень старались — вылавливали всю рыбу, до которой только могли дотянуться. В страшную зиму 1941-1942 ленинградцы получали около 400 граммов рыбной муки на месяц…
К счастью, снабжение окруженного города властям удалось наладить уже к концу 1942-го. И особой необходимости заморачиваться массовым выловом местной рыбы более не имелось. Однако ее величеству блокадной колюшке питерцы и поныне глубочайше благодарны.
