Бывают такие неприятные открытия в жизни: доверяешься ты человеку полностью, а он камень за пазухой прячет. И в самый неожиданный момент тебя этим камнем припечатывает по доверчивой физиономии. Вот и у Игнатия такая история на жизненном пути произошла.
Женился он на хорошей — с виду — женщине. Оленькой ее звать. И вся эта Оленька мягонькая. И плохих черт характера не имеет. Ходит по квартире с болонкой на груди. Сама в халатике розовом. Работа у нее милая — обучает ребят с музыкальными способностями.
Игнатия обожает. Мурлыкает ему в ушко. Питание тщательно продумывает — чтобы калории Игнатий получал в нужном количестве. Дом у Оленьки уютный — всюду фикусы, салфетки с вышивкой, ковры и коврики. Не женщина, а мечта. И никаких от нее особых проблем.
Изредка лишь попросит ласковым голосом машинку ее посмотреть — а то стучит в ней что-то неприятно. Или картофеля мешок с рынка принести.
А так — умоляет лишь любить ее со всей страстью и утешать, если в школе музыкальной начальство обидит. Или еще какая небольшая неприятность случится.
Женился, то есть, Игнатий удачно и очень был в браке счастливым. Мама его, Клара Семеновна, правда, не полюбила Оленьку.
— Чего, — Игнатий интересовался, — ты к супруге моей без души? Прекрасный ведь выбор сделал. Не то, что Машка, бывшая-т моя, вот уж где змея была редкая. А Оленька — ангел. Чистый ангел.
— Да что-то, — Клара Семеновна губки поджимала, — какой-то она мне неискренней видится. Эта Оленька. Будто в ней имеется двойное дно. Глазки у нее, Игнатий, хитроватые. Я такие у людей глазки видала за долгую жизнь не единожды. И всегда эти люди носили за пазухой свои каменья.
Вот был у нас, к примеру, такой Клюев. Работали мы с ним. И у Клюева на лице глазки были хитрые. Вроде, ударно трудится. Положительные семьянин.
От общественной работы не увиливает. А глазенки — хитроватые. И что ты думаешь? Обокрал кассу предприятия в один прекрасный момент. Никто бы и не подумал на Клюева.
— Но это уж совсем, маменька, — Игнатий возмущался, — это уж ты совсем что-то невероятное говоришь. Чего Оленька в музыкалке стащить может? Пюпитр?
Вот такие разговоры родительница Игнатия вела. А он только сердился в ответ. Ревнуешь, мол, маменька, и зря это все. Супруга у меня замечательная, дома уют и чистота, болонка не сильно досаждает, калории всегда выдаются по норме. Хорошо живу.
Но однажды произошло такое, что усомнился Игнатий в жене. А ничего в тот день, как говорится, не предвещало.
Ужинают супруги в домашней обстановке. Оленька в фартуке с милым осликом блюда подает. И первое, и второе, и кисель. Болонка смирно сидит. Игнатий за ворот сорочки салфетку крахмальную заправляет.
В одной руке у него вилка, а в другой — нож. И вот Оленька стол накрыла, а сама какая-то грустная. Не щебечет и не мурлыкает.
— Что случилось, — Игнатий спрашивает нежно, — милая моя женушка? Какая-то ты нынче необычная. Будто нет у тебя настроения. Может, рабочие у тебя неприятности случились? И что там за неприятности могут быть? Ученик ноты забыл или субботник учредили? Плюнь и разотри.
— Случилось, — Оленька грустно лист петрушки зажевала, — и таиться не стану. Поняла я сегодня вдруг, что жизнь наша, к сожалению, конечна.
Прекрасно живем мы на свете, но это лишь до поры. И в какой-то момент одолеет меня старческая дряхлость. И буду я жить одними воспоминаниями. И на скучное пенсионное пособие.
— Эть, — Игнатий ответил, — так и чего же? Все мы, родная, смертные люди. И сегодня радуемся солнцу, а завтра уже, мабуть, и ушло оно от нас навсегда. Померли мы. Так устроена жизнь.
И коли ученые не выдумают эликсира молодости, то и придется смириться с естественным ходом вещей.
— А сложно это, — Оленька гуся жареного без аппетита ест, — смириться-то. Вот она я — полная жизни. Ребяток музыкально одаренных учу. Болонку Глашу обожаю и тебя. И раз — окончание этого счастья. Ах, быстрее бы эти ученые соображали!
Одолели меня мысли тяжкие об увядании и логическом завершении бренного пути. И ничего от меня не останется, Игнатий. Совершенно ничего. И забудут меня, пожалуй, в скором времени.
— Не горюй, — Игнатий Оленьку к груди прижал, — нам еще до того печального дня довольно далеко.
— Мне, — супруга слезы на Игнатия льет, — по весне полтинник стукнет. И всякие мысли бродят. А на днях и вовсе прижало. И решила я готовой быть. Взяла и завещание написала.
— Ох, — Игнатий тоже разрыдаться готов, — куда же ты спешишь! Я, признаться, без тебя, милая Оленька, и жить не стану. В тот же день следом голубем за тобой ринусь. И завещание мне твое совершенно безразлично!
— А ты, — Оленька нос рукавом халатика утерла, — здесь при чем?
— Дык, — Игнатий удивился, — а завещание-то?
— Завещание, — Оленька горько вздохнула, — я на свою племянницу Люсю составила. Хорошая она девочка. Умненькая. На скрипочке пиликает. Пусть уж ей недвижимость достанется.
— На Люсю? — Игнатий Оленьку от себя отодвинул потрясенный.
— На нее, — жена подтвердила, — пусть у девочки свой личный угол будет. Может, и меня она добрым словом в этих стенах вспоминать будет. Может, не забудет в бурлении молодой жизни.
— Погоди-ка, Оленька, — Игнатий макушку потер, — а как это? А ежели ты поперед меня к праотцам отправишься? Бывают ведь такие повороты судьбы. И чего будет-то? Мне-то, старику уже, куда идти прикажете?
А Оленька глазами захлопала. Она, видать, про такое даже не подумала. К маменьке, — тихо сказала, — поедешь. Жил же после развода с Машкой там ты.
И говорил, что у вас с маменькой духовная связь и уважительные отношения. Туда, собственно, и отъедешь. Люся — девочка с воспитанием. Вещички тебе собрать время даст.
— Но это, — Игнатий нахмурился, — не сильно по-семейному выходит. Есть я — муж твой законный. И Люся есть — племянница со скрипочкой. Чужой человек.
И как так выходит, что поболее она достойна жильем владеть? Это какие-то странные фантазии, Оленька. Может, вспышка на Солнце была? И так она тебя долбанула?
А Оленька опять глазами хлопает. И не понимает суть проблемы совершенно. Игнатий тогда к Кларе Семеновне отправился — вид у него унылый и даже плачет украдкой. И все-все маме он рассказал. А та и не удивилась.
— Говорила я тебе, — сказала, — что у Оленьки глазки нехорошие. А ты не верил, а ты спорил все. Вот и получил оплеуху завещанием. И лучше бы тебе, сын мой, жену другую поискать. Пока ты еще привлекателен для женских особей.
Вот так вышло в этой семье. Игнатий пока к Оленьке не вернулся. Пока пытается осмыслить свершившееся. И надеется, что супруга вспышке солнечной подверглась. И как очухается немного, то и завещание это порвет на клочья мелкие.
