— Простите, госпожа, — Феридун бей наконец-то выпустил ладонь султанши из рук и, низко опустив голову, сделал несколько шагов назад. Подбежавщие слуги помогли Сокколу выйти из экипажа.
— Феридун-бей, вы здесь? Что случилось? — Мехмед паша нахмурился. — Я обнаружил ошибку в бумагах, и поэтому поспешил сюда, чтобы сообщить вам об этом как можно скорее.
— Подожди, сейчас все обсудим, — кивнул босниец и повернулся уже к султанше, которая засмотрелась на цветы, пышными коврами устилавшие сад, несмотря на подкравшуюся к Стамбулу осень. Молодая женщина задумчиво оборонила:
— Благодарю вас, Мехмед Паша. Так странно быть здесь, в Топкапы, без Валиде… — Михримах-султан всегда с вами, ведь она в вашем сердце, вы частичка её души. Ваша матушка была бы довольна вашим решением приехать сюда.
— Надеюсь, оно было правильным… — Не сомневайтесь, Айше-Хюмашах-султан. И помните, что я всегда к вашим услугам.
Мехмед паша поклонился, и госпожа со своими служанками зашагала по дорожке сада, ведущей во дворец. Нишанджи поднял голову и засмотрелся ей вслед. Сокколу кашлянул. — Так о каких документах шла речь, Феридун бей?
Молодой мужчина не слышал голоса Сокколу, продолжая любоваться удаляющейся фигурой султанши. Казалось, что османская принцесса не шла, а плыла мимо цветущего сада, и сама будто была его дивным цветком.
— Феридун-бей! Нишанджи растерянно посмотрел на боснийца, словно очнувшись от прекрасного сна: — Это дочь Михримах-султан?
— Да, Это Айше-Хюмашах-султан. Султан Сулейман хан хазрет лери очень любил свою первую внучку. Согласно традиции, только детям от шехзаде положен титул «султан», но для Айше-Хюмашах-султан повелитель сделал исключение.
Феридун бей снова повернул голову, чтобы взглянуть на гопожу, но та уже скрылась вдалеке. Сокколу понял, что творится в душе нишанджи и по-отнчески похлопал мужчину по плечу.
— Жаль, что вы не успели познакомиться с супругом Айше-Хюмашах-султан, Семиз-Ахмедом пашой, до его отъезда. Повелитель назначил пашу вторым визирем. Иншалла, Семиз Ахмед, когда придёт время, заменит меня, если султан Мурад хан пожелает этого.
Феридун бей словно весь сник после услышанного, и Сокколу отлично понимал, что эта грусть влбьившкгося с первого взгляда бея относилась не к должности Семиз Ахмеда, к его жене. Каштянув, босниец указал рукой на свою карету, предлагая обсудить дела там.
Тем временем Айше-Хюмашах-султан почти дошла до ворот дворца, но остановилась, услышав окликнувший её голос.
— Госпожа!
— Сафие-султан…
— Какая радость видеть вас здесь! Как хорошо, что повелитель пригласил вас во дворец!
— Здравствуй, Сафие. Повелитель не звал меня, я сама захотела приехать.
— Хубби-хатун сказала, что вы решили навсегда покинуть столицу и даже не захотели её выслушать, — в голосе главной фаворитки звучало удивление.
— На смену зиме приходит весна, весну сменяет лето, а после следует осень… посмотри вокруг, Сафие-султан, и увидишь не промерзшую январскую землю, а яркие краски октября.
— Разумеется, госпожа, я понимаю, что сама природа показывает нам, что мир состоит из перемен… Меняемся мы сами, меняются наши мысли, наши желания.
Однако, я полагаю, что за этими переменам что-то стоит. Вернуться во дворец после всего того, что вы здесь пережили… у вас должна быть для этого очень серьезная причина.
Айше-Хюмашах-султан посмотрела хасеки-султан, подбирая слова, но та заговорила снова: — Госпожа, вы знаете, что долгое время мы были очень дружны с вашей валиде.
Я хочу протянуть вам руку, в знак своего уважения и желания идти с вами одной дорогой. Опираясь друг на друга, мы преодолеем даже самый сложный путь.
Дочь Михримах-султан посмотрела на протянутую ей руку и закусила задумчиво нижнюю губу. В её памяти всплыли слова, которые Михримах-султан сказала Сафие незадолго до своей смерти: «Как бы ни горько мне было это признать, Нурбану сильна, а ты, Сафие, слаба!»
Нурбану-султан остановилась возле покоев, которые выделила для приехавшей в Еникапы дочери. Слуги хотели было распахнуть перед госпожой двери, но венецианка покачала отрицательно головой. Женщина вдруг подумала, что будет лучше подождать до утра.
— Сообщите Эсмахан-султан, что я жду её утром в своих покоях. Хочу позавтракать с дочерью вместе, — тихо сказала она одной из своих служанок и зашагала прочь.
Девушка робко постучала в покои Османской принцессы, которая словно только этого и ждала, тут же крикнув: — Войди!
— Госпожа, меня прислала Валиде-султан. Она велела передать вам, что утром желает позавтракать с вами вместе, и ждет вас в своих покоях.
— Передай Валиде-султан, что на рассвете я возвращаюсь во дворец Гевхерхан-султан. Я очень сожалею, но придётся отложить трапезу до следующего раза. — Хорошо, госпожа, я все передам.
Султанша кивнула и продолжила читать книгу, которую открыла незадолго до прихода рабыни. Девушка поклонилась и уже собиралась выйти, как Эсмахан вдруг поднялась и сказала: — Я сама зайду попрощаться с Валиде. А ты ступай за мной.
Вернув книгу на стол, молодая женщина, подняв высоко голову, вышла из своих комнат и уже через несколько минут была у матери. Нурбану ещё не успела даже присесть, войдя к себе, и удивлённо посмотрела на неожиданно появившуюся на пороге дочь.
— Я думала, что ты отдыхаешь, Эсмахан, и не стала тебя тревожить. Служанка передала, что я жду тебя утром? Я распорядилась приготовить твои любимые блюда.
— Оставьте нас, — молодая султанша повернулась к рабыням, и те покорно выполнили приказ. Венецианка вздохнула, поняв, что дочь пришла не для того, чтобы пожелать ей спокойной ночи.
— Эсмахан, я вижу, что твоё настроение не стало лучше. Может быть, отложим разговор до утра?
— Нет, Валиде. Поговорим сейчас. Утром я покину Еникапы.
— Почему так скоро? Что -то случилось? Иншалла, мои внуки здоровы?
Эсмахан посмотрела матери в глаза и подошла ближе.
— Слава Аллаху, они в порядке, Валиде. Ваши внуки с нетерпением ждут начала персидского похода, чтобы показать всему миру свою силу и смелость.
— Слава Аллаху, твои сыновья выросли достойными султанзаде.
— Вы правы, валиде. Султанзаде выросли. Жаль, что вы не видите, что и их мать давно выросла тоже.
Вы обращаетесь со мной, как с ребёнком, контролируете каждый мой шаг. Приставили своих шпионов, решаете, как будет для меня лучше даже в моей собственной семье!
— Ты все неправильно поняла, Эсмахан.
— Нет, валиде, это вы не понимаете, что как раньше больше не может продолжаться.
— Что ты имеешь в виду?
— Я глубоко уважаю вас, Валиде. Не только потому, что вы моя мать, и мать падишаха Османской империи. Я уважаю вашу силу и ваш ум…
— Тогда почему…
— Подождите, валиде, я не договорила. Как я уже сказала, моё уважение к вам безгранично.
Долгое время я смотрела на вас с позиции маленькой девочки, снизу вверх. Но теперь я уже взрослая женщина.
И вы не станете отрицать, что и я тоже обладаю теми качествами, которые признаю за вами. Простите, но я напомню вам, что супругой султана Селим хана вы стали с моей помощью.
— Я бы и сама нашла способ, ты просто меня опередила. Эсмахан усмехнулась. — Вижу, вы снова меня не слышите. — Так скажи прямо! Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы вы увидели во мне то, что я вижу в вас, и тогда, валиде, мы станем такой силой, что содрогнется весь мир. Если только вы позволите мне встать с вами рядом, а не будете держать меня у своей юбки.
Нурбану-султан ошарашенно смотрела на дочь, которая отчеканила: — Я прошу вас об этом последний раз. Подумайте, и скажите мне утром свой ответ.
Если же вы не согласитесь с моим предложением, я уеду во дворец Гевхерхан-султан, а когда она вернётся, отправлюсь в санджак султанзаде Хасана или султанзаде Ибрагима. В Стамбуле меня больше ничего не держит. Раз ни брату, ни матери я не нужна, я буду подле своих сыновей.
— Ты не сможешь уехать из столицы без позволения султана. — Мурад отпустил Гевхерхан-султан в хадж, отпустит и меня погостить к детям. А там я всегда могу задержаться. Я жду утром вашего решения, валиде. Спокойной ночи.
— Эсмахан, мне не нужно ждать утра, чтобы дать тебе свой ответ. Валиде-султан медленно развернулась, и, сделав несколько шагов по комнате, села на диван.
Её дочь опустила голову: она готовилась услышать, что никогда ей не стать равной самой Нурбану-султан, что не родился еще человек, который мог бы встать с Валиде-султан на одну ступень, и что никому не позволено так непочтительно обращаться к матери султана.
Эсмахан была готова к тому, что ей действительно придётся уехать, если валиде посчитает её бесполезной или требующей слишком многого. Венецианка же тихо продолжила:
— Я уже потеряла одну дочь… С Шах-султан я похоронила частичку своей души. Не было дня, чтобы я не оплакивала свое бедное дитя, как не было дня с тех пор, как уехала Гевхерхан, чтобы я не
молила Всевышнего сберечь её, и позволить вернуться из хаджа домой целой и невредимой, не заставлять меня снова пережить страшную боль от потери ребёнка. Так неужели ты думаешь, что я смогу отпустить тебя, отказаться от родной крови?
Эсмахан подняла глаза. Она не могла поверить в то, что слышала. ННурбанутем временем указала на место подле себя, жестом маня дочь присесть рядом. Молодая султанша подошла к дивану и опустилась на него.
— Вы сердитесь на меня, Валиде? — слова матери растрогали Османскую принцессу. Нурбану взяла руку дочери в ладони и ответила:
— Если бы твои сестры были со мной так же откровенны как ты, они были бы сейчас рядом с нами. Я хочу тебя выслушать, и постараюсь сделать все так, как ты хочешь.
Эсмахан быстро вдохнула и на одном дыхании выпалила: — Для начала я хочу, чтобы мой дворец покинули ваши шпионы, валиде.
— Из какого именно дворца? Кадырга?
— И из дворца Гевхерхан тоже.
— Хорошо.
— Вы больше не станете вмешиваться в мой брак.
— Если ты настаиваешь, я больше не произнесу даже имя Сокколу.
— Любые решения, которые касаются моего супруга, вы будете сначала обсуждать со мной, прежде чем предпринимать какие-то действия.
Нурбану поджала губы, но согласилась и с этим:
— Хорошо. Однако, ты должна понимать, что паша уже стар, и стоит одной ногой в могиле! Если завтра для него не настанет утро, я не хочу, чтобы ты решила, будто это как-то связано со мной!
— Я вам верю, валиде, и надеюсь, что вы не обманете мое доверие. И… раз уж об этом зашла речь… когда паша предстанет перед Аллахом, я сама выберу себе мужа. И он не станет участвовать в политических интригах.
Я больше не хочу быть для супруга только средством для достижения власти. Я хочу, чтобы смыслом его жизни было сделать меня счастливой, а не получить высокую должность.
— Разве одно исключает другое? — начала было Нурбану, но тут же согласилась, — хорошо, я буду ждать, пока ты сама не захочешь вернуть себе положение жены главного визиря. Что ещё?
— Я хочу, чтобы вы верили в меня так, как в меня верил мой отец. Нурбану-султан покачала головой, а Эсмахан договорила:
— Султан Селим хан часто советовался со мной… мне не хватает этого чувства нужности… я хочу, чтобы и вы заметили во мне то, что видел он.
Нурбану-султан положила руку на колено дочери и, поймав взгляд молодой султанши, улыбнулась.
— Эсмахан. А кто, по-твоему, указал твоему отцу на то, что его дочь имеет проницательный ум и способности к политике, а? Ты никогда не думала, почему султан Селим стал звать тебя для этих разговоров?
Эсмахан расплылась в улыбке как маленькая девочка, которую похвалили за выученный стишок. — Вы никогда не говорили мне об этом… — Я не знала, что для тебя это так важно.
Эсмахан поцеловала руку матери и ответила: — Валиде, я не ожидала, что вы проявите такую мудрость.
— Я очень дорого за эту мудрость заплатила. Теперь все будет иначе, Эсмахан. Ты права, вместе мы станем несокрушимой силой.
А в это самое время в дворцовом саду Топ-капы Айше-Хюмашах султан сжала ладонь, протянутую ей Сафие.
— Я согласна, Сафие-султан. Я хочу, чтобы отныне мы черпали друг в друге силы в борьбе с нашими общими врагами. И прежде всего — с Нурбану-султан…
Вы прочитали 362 главу второй части романа «Валиде Нурбану», это логическое продолжение сериала «Великолепный век».
